Добыча

Охота - Добыча охотника

Добыть можно только нечто материальное. Идею не до­будешь, да и знания тоже. Разве что важный технологический секрет сойдет за добычу, да и тот будет на каком-нибудь носи­теле информации. Даже собранный урожай зерна не подходит под эту категорию.

Настоящая добыча - это мамонт. Повезет его добыть - можно накормить целое племя, а шкуру пустить на жилье и одежду.

Интересную метаморфозу претерпевает древнейшее заня­тие человека, тяга к которому, вопреки всяким теориям, пока надежно сохраняется в его генах. Охотник начинал с того, что добывал мамонта для еды и одежды. Позднее он стал делать из клыков хищников ожерелье и носить его в виде талисмана, обе­регающего владельца от бед и приносящего охотничью удачу. Шкуру по-прежнему использовал для защиты от холода, но нередко - и как символ своего мужества. Достаточно вспом­нить «Витязя в тигровой шкуре», чтобы понять, как в более позднее время человек начал использовать останки добытых зверей. Разумеется, эфемерные мясные части он по-прежнему просто съедал. Так поступает и до сих пор, правда, в количе­ственном отношении все изменилось настолько значительно, что можно говорить о качественном скачке.

Когда первобытный охотник утратил свое доминирующее значение в обществе, вместе с ним потеряли свое былое значе­ние и те фетиши в виде клыков, когтей и рогов, которыми он обладал, которым преклонялся, которые носил на шее или на шлеме. Люди стали больше ценить предметы, ставшие священ­ными для них, которые делали собственными руками. К како­му-нибудь изображению красками на доске стали относиться намного почтительнее, чем дикарь - к внушительному зубу акулы, выловленной собственными руками. Это и понятно: свое произведение, которому отдал много дней кропотливого тру­да, всегда понятнее и ближе, чем кусок кости. Последний, к тому же, уже редко кому удавалось добыть в опасной схватке. Ос­тавшимся немногочисленным охотникам оставалось предла­гать соплеменникам мясо и шкуры, становившимися все более редкими.

В конечном итоге дело дошло до того, что и такая добыча практически утратила свое значение. Соболья шуба настолько дорогая и редкая вещь, что ее опасно носить одному из-за за­висти тысяч остальных, которым она абсолютно недоступна. Жареного бекаса пробует раз-другой тоже один из тысяч. Прав­да, узнать вкус кабанятины или оленины намного проще. Эти животные, по образу жизни приближающиеся к домашним, пока остаются объектом охоты, а следовательно, превращаются в добычу. Возможно, из-за нынешнего слишком близкого со­седства этих и подобных зверей с человеком, у последнего скла­дывается весьма равнодушное отношение к их гастрономичес­ким достоинствам.

Зато небывало возродилось почтение к полузабытым час­тям добытой туши. Клыки, рога, бивни вновь обрели ценность фетиша. Они вновь стали молчаливыми свидетелями силы, мужества и подвигов владельца. Современные охотники все больше добывают не мясо и шкуры для утилитарного исполь­зования, а трофеи, которые можно надолго выставить на по­каз самому и людям. Кстати, для трофея все чаще используют всю тушу, единственно, имитируя невидимые под шкурой мыш­цы долго сохраняющимся наполнителем.

Не всякий зверь и далеко не всякая птица являются по­тенциальной добычей охотника. Речь не идет об исчезающих животных. И если среди зверей, за исключением крыс и сус­ликов, почти нет таких, которые не интересовали бы охотни­ка, то среди птиц их множество. Традиционно к их числу при­надлежат несъедобные, с точки зрения людей. У последних на этот счет тоже много противоречивых мнений. Например, известный французский писатель и охотник Александр Дюма- отец удивлялся, что русские считают поганой птицей ворону и не употребляют ее в пищу, в то время как у него на родине ее высоко ценят, а из ворона вообще готовят деликатесный бульон.

Оставим каждому «племени» свою добычу. У нас, к при­меру, на чибиса, такого доверчивого и вездесущего в летнее время, охотники всегда редко поднимали ружье, хотя никто не считает его несъедобной птицей. Возможно, кто-нибудь и добудет одного-другого осенью, когда они очень осторожны, чтобы не идти домой пустым. В Белоруссии же чибис вообще не входит в перечень охотничьих животных.

Кажется, в таком случае охотник испытывает атавистичес­кое чувство настоящего добытчика, который может в этот день попробовать сам и угостить близких «мягким, сочным и очень вкусным» (по определению Аксакова) мясом, которое никто кроме него не смог бы принести в дом. А если понадобится, то он своим уменьем добудет и что-нибудь покрупнее и даже спа­сет таким образом от голода родных в случае очередного по­мешательства части человечества...

Куда только не заведет фантазия охотника, по своей нату­ре склонного к мечтательности. Похоже, подобное чувство он испытывает и когда просто слышит «бой» перепела не в охот­ничий сезон, хотя теперь он довольствуется сознанием того, что смог бы добыть и перепелок в пору, да не станет гоняться за редкими птичками, чтобы они и через год радовали его своим незамысловатым пением.

При этом ему чужды слезливые до приторности заботы «идеальных» защитников тех же птиц, которые пекутся и о вороне, невзирая на то, что она разорила почти все птичьи гнез­да в округе. Охотнику свойственна настоящая любовь и реаль­ная ненависть, а ненавидит он ту же ворону вовсе не за то, что та любит заглянуть на помойку, а за то, что ворует всех под­ряд цыплят, о чем хорошо знает и без помощи ученых любой деревенский житель. Ястреба же он не может не любить уже потому, что тот хотя бы большую часть своей жизни, и толь­ко ради нее, добывает в большинстве случаев взрослых птиц. Охотник не станет стрелять этого ныне редкого пернатого хищника: он не входит в список потенциальной добычи, а ради всего лишь фетиша на стене не стоит губить своего «брата добытчика».

О всех представителях животного мира, способных стать добычей охотника, написано очень много, но далеко недоста­точно. Со своей стороны постараюсь тоже передать некоторые поразившие меня сведения и свои впечатления о животных, которые вполне подходят под категорию потенциальной до­бычи.

Можно долго и бесплодно рассуждать, зачем нужна добы­ча охотнику. Ясно одно: без нее он не может существовать, а потому лучшего оберегателя «потенциальной добычи» не сыс­кать. Последнее очень важно, когда от вмешательства челове­ка нужно оберегать практически всю нашу планету вместе со всеми ее «потрохами».